Писатель и Клякс
Жил-был Писатель, и жил неплохо: его романы издавались, ему писали тысячи поклонниц. Письма приходили по почте, и все до единого были написаны чернилами (ручки и тем более клавиатуры тогда еще не изобрели). Но вот незадача — в каждом втором письме Писатель обнаруживал кляксы. Они загораживали важные части фраз, и порой было невозможно разобрать, что хотел сказать автор письма. А от одной давней поклонницы вот уже который раз приходили письма с кляксами именно в конце — словно кто-то занёс перо над бумагой, но так и не решился что-то написать.
Однажды, читая очередное такое письмо от этой самой давней поклонницы, Писатель отвлёкся — а когда повернулся обратно, чернильное пятно соскользнуло с листа и обрело форму.
— Клякс! — приподнимая шляпу, поприветствовало пятно.
— Писатель... — ошарашенно представился писатель.
И Клякс рассказал ему свою историю. Он родился среди букв, но всегда отличался от них — был каким-то бесформенным, непонятным, непохожим даже на знак препинания, что уж говорить о буквах. Буквы его дразнили, обзывали, а родители требовали, чтобы он наконец определился, какой буквой хочет стать, когда вырастет. А он был бесформенным — он не знал. Клякс жил там, куда позовут, и общался с другими такими же чернильными пятнами. А так как больше ни с кем они не общались — то и разговоры были одни и те же: кусочки пятен расплывались в разные стороны, и они никак не могли собраться. Так он и попал на это письмо.
Рассказывая, Клякс быстро перемещался по комнате, иногда застывал и начинал растекаться, потом — хоп! — собирался и следовал дальше. Видно было, что он чувствовал себя не в своей тарелке. Ему хотелось домой, но хозяйка выбросила его, не задумываясь, на письмо, заляпав собственные мысли и не давая возможности понять, что же она хотела сказать.
На конверте был обратный адрес. Писатель решил раз и навсегда разобраться, что эти барышни о себе возомнили, вот так вот легко распоряжаясь чернильными жизнями?! Схватив Клякса в охапку, он быстрыми, широкими шагами уверенно направился к дому девушки.
— Мадемуазель! — забарабанил Писатель по толстой деревянной двери. — Леди! Я требую ответа!
Дверь осторожно приоткрылась, и испуганные глаза удивлённо уставились на писателя. Понимая, что перед ней объект страсти, девушка сначала немного постояла в остолбенении, а оправившись, затараторила:
— Писатель! Писатель, неужели это вы? Как возможно? Я ждала ваш ответ три года! Я писала, писала, а вы всё не отвечали! Неужели моё предложение наконец возымело действие?
— Какое предложение? — не понял Писатель. — Я здесь по поводу мсье Клякса.
Она удивлённо уставилась на Клякса, только сейчас заметив его бесформенное тело на руках своего кумира.
— Неужто вы не заметили, как обронили его, когда писали мне письмо? Немедленно заберите его домой! И вообще, надоело мне это — ни слова не понятно, когда вы вот так небрежно разбрасываетесь чернилами! Что вы мне всё время пытаетесь сказать?!
И девушка, вспомнив, что за всё это время так и не решилась написать об этом в конце письма, неожиданно выдала:
— У меня издательский дом в Париже, я обожаю ваши романы и хочу их издавать на французском. Мой брат переводчик, с этим проблем не возникнет, но придётся переехать во Францию. Вы согласны?
Писатель давно мечтал переехать во Францию. Если честно, именно в Париж. Если совсем честно, она назвала сумму, которой ему бы хватило на всю оставшуюся жизнь.
Он оглядел свою поклонницу: милая, симпатичная, и по глазам видно — добрая. И его обожает. Переехать с ней в город своей мечты? Что за вопрос!
— Но как же Клякс? — спросила она. — Для него в Париже места нет, в новом издательском доме всё строго. И буквы там новые, незнакомые, и обычаи отличаются.
И Писатель ответил:
— Клякс поедет с нами. Да, возможно, он не совсем стандартный и не очень вписывается в стройные ряды одинаковых красивых букв. Но в этом и прелесть — он может стать большой точкой, а может усилить любой из своих кусочков и поплыть туда, куда захочет. Если бы не его способности, я бы так и не узнал о вашем предложении, и мы бы, возможно, никогда не встретились. Клякс может быть кем хочет и каким хочет, и ни одна буква ему не помешает!
И Клякс стал: сначала точкой, потом запятой, потом вырос до небольшой картины (один авангардный художник размазал его по холсту правильной формы), потом снова немного побыл знаками препинания — как он сам говорил, «на досуге, в качестве хобби».
Клякса стали узнавать и здороваться на улицах, и однажды он сам получил своё первое письмо от поклонницы. Письмо было не очень аккуратным, с небольшими помарками, а в конце было чернильное пятно. Но это уже совсем другая история.